музыкальный фестиваль в Швеции
Фото: Фредрик Нюстед/Rockfoto/imagebank.sweden.se

Шведская музыка: 15 важных альбомов

15 записей, которые определяют лицо шведской музыки, - отправная точка для дальнейшего знакомства.

Шведская музыка – бесконечное поле упоительных компромиссов между красотой и умом, танцами и смыслом, мелодией и спонтанностью. Вот 15 записей, которые определяют ее лицо.

1. ABBA «Arrival»

ABBA сочиняли золотые мелодии в каких-то нечеловеческих количествах, превратили диско в универсальный язык для разговора о любви и красоте, а главное – умели создавать счастливое и крайне редкое ощущение какой-то бесконечной гармонии в окружающем мире.

2. The Knife «Silent Shout»

Дуэт Олофа и Карин Дрейер – одна из важнейших групп 21-го века: потому что сумели воплотить в звук серьезный разговор на значимые темы (феминизм, экономическое неравенство, эксплуатация и т.п.) так, что от этого не клонит в сон, – и так, что об этом хочется продолжать думать. «Silent Shout» из всех записей The Knife, пожалуй, самая сбалансированная – здесь уже есть весомое политическое содержание, но еще нет радикальных попыток уйти от привычных песенных структур, к которым группа обратилась в дальнейшем.

Колкая, острая, ледянистая электроника, дающая эффект неуютного, но полезного отчуждения; едкие, парадоксальные голоса; отточенный нордический мелодизм и постиндустриальный цифровой грув: «Silent Shout» ставит перед слушателями самые неудобные вопросы, пока они стаптывают ноги на танцполе.

3. Samla Mammas Manna «Måltid»

Прог-рок нередко считают музыкой тяжеловесной и претенциозной и, в общем, не то чтобы совсем безосновательно, но эти смешные усатые люди из города Уппсала легко опровергают универсальность стереотипа.

Одни из основателей движения Rock In Opposition, совместившего музыкальный авангардизм с политическим, аккомпаниаторы Фреда Фрита и юмористы, больше любившие спеть про цирк, чем про любовь, Samla Mammas Manna играли сложную музыку с легким сердцем – так, что даже десятиминутные рок-сюиты с замороченными мелодическими сюжетами в их исполнении звучат, как хорошо исполненный розыгрыш. Дивная группа, чей летучий стиль, кажется, лучше всего дан именно на этой пластинке 1973-го года; жаль, их знают в основном специалисты по тому самому жанру, который Samla Mammas Manna так упоительно опровергали.

4. Refused «The Shape of Punk to Come»

Швеция может казаться заповедником социализма с человеческим лицом – неудивительно, что и многие музыканты тут оказываются остроумными леваками. Суровые люди из группы Refused сделали свой лучший альбом, поставив перед собой вопрос: могут ли панк и хардкор успешно бороться с системой и истеблишментом, если в качестве орудия они используют все те же конформистские музыкальные схемы?

Получившийся ответ, «The Shape of Punk to Come», отправляет лютую физиологическую энергетику хардкора в путешествие по всему спектру вызывающих звуков: тут тебе и джазовые вольности, и электронные завывания, и внезапные эксперименты с привычной песенной драматургией; все это – в окружении обоснованно яростного гитарного электричества и многозначительных цитат из Аллена Гинзберга, Генри Миллера и полковника Куртца. Сильная вещь – Refused, наверное, можно даже было бы упрекнуть в том, что они слишком умствуют, но эта музыка отвечает на такие претензии прямым ударом в челюсть.

5. Neneh Cherry «Blank Project»

Роскошный камбэк вокалистки замечательной постпанк-группы New Age Steppers и исполнительницы памятного ностальгического хита «Buffalo Stance», срежиссированный британским электронщиком Кираном Хебденом (он же Four Tet). Выдающийся пример скандинавского минимализма в музыке (про скандинавский тут, конечно, для красного словца – все-таки оба сочинителя давно живут в Лондоне): в большинстве песен на этом альбоме нет ничего, кроме задающих ритм барабанов, крохотных синтетических деталей и голоса, при этом содержания, драйва и страсти здесь хватит на иные карьеры.

При помощи «Blank Project» Черри справлялась со смертью своей матери – и порой тут почти физически ощущаешь, как человек заполняет пустоту внутри себя музыкой; и как эта музыка лечит.

6. Junip «Fields»

Кудрявого лирика Хосе Гонзалеза принято больше любить в его сольной ипостаси: классическая гитара, нейлоновые струны, задушевный голос и меланхолические кавера на The Knife и Massive Attack.

Все это и правда звучит красиво, но, на мой взгляд, основанная Гонзалезом группа Junip даже получше – в ней нет сопливости, неизбежно свойственной жанру «грустный мужчина с гитарой», и есть очень особенный грув: песням этим свойственная некоторая упругость, они как будто движутся вперед быстро, но без усилия, как на воздушной подушке. Плюс к тому – все те же примирительные мелодии, вокал, эквивалентной строчке «печаль моя светла», и общее успокоительное ощущение; «Fields» – это такие песни, в процессе которых боль превращается в воспоминание.

7. Stina Nordenstam «The World Is Saved»

Скандинавия вообще и Швеция в частности богаты на певческие голоса такого качества и характера, что уже и не так важно, что конкретно они поют (хотя и поют, как правило, достойные вещи). Вот Стина Нурденстам, от каждой песни которой неизбежно возникает ощущение тревожной невинности мира; девушка, поющая голосом слишком рано повзрослевшего ребенка.

В ее ранних альбомах больше эстрадного джаза и экспериментов с фактурой; «The World Is Saved» – это уже более поздний и конвенциональный период, типичный для середины 2000-х независимый одомашненный электропоп, который специально звучит так, будто его записали в одинокой избушке. Именно эта звуковая среда, кажется, помогает голосу Нурденстам прозвучать точнее всего. С этими песнями возникают очень трогательные отношения; их хочется укрыть и сберечь – я не драматизирую, я держу тебя за руку, в таком примерно репертуаре.

8. Jens Lekman «I Know What Love Isn’t»

«Каждый волосок знает твое имя», «Какая-то перхоть на твоем плече», «Мне нужна пара ковбойских сапог» – сентиментальный бард-пересмешник Йенс Лекман даже называет песни так, что невозможно не послушать.

Музыка Лекмана – это такой шансон для самых романтичных и мечтательных; ажурные виньетки, собранные из фортепиано, струнных, нарочито пошловатого саксофона и прочих украшательств, которые этим песням очень к месту именно потому, что они не воспринимают себя всерьез. Лекман поет про разбитое сердце и прочие неприятности, с одной стороны, всерьез (во всяком случае, по части мелодической красоты и возвышенности голоса тут все по канонам); с другой, с изрядной самоиронией, постоянно немного издеваясь над собой и над слушателем; оттого в этих сахарных песнях и создается смысловой зазор, вносящий в них обаятельный парадокс. Как там про это было у классика – «я вас люблю, хоть я бешусь».

9. Lykke Li «Wounded Rhymes»

Эта запись – пример того, как неисповедимы бывают пути успеха: композиция «I Follow Rivers» в бодром ремиксе одно время была абсолютным чемпионом радиоэфиров; так мрачная принцесса шведского инди-попа внезапно стала звездой в России. Впрочем, альбом, конечно, не ценен этим анекдотом, но своим монохромным морозным звуком, зычным полумистическим вокалом и песнями, которые ведут себя так, будто скрывают что-то сокровенное и страшное.

Записывать альбом Люкке Ли ездила в Лос-Анджелес – и американские напарники добавили размаха и глубины ее отстраненной скандинавской красоте, но оставили главное: торжественную горечь, сумеречную грацию, морозное эхо; аристократическую поп-музыку эпохи блистательного упадка. Этот альбом, где благородно воспевают похоть и зовут песни именами вроде «Тишина – это благословение», и звучит высокой эстрадной поэзией, амбициозно и оправданно возводит возвышает будничные личные чувства.

10. The Field «From Here We Go Sublime»

Дебют стокгольмца Акселя Уиллнера, немедленно выведший его в элиту современного техно – и поделом. Уиллнер рафинировал и довел до логического завершения звук, запатентованный лейблом Kompakt. 

Это можно назвать роскошным минимализмом: с одной стороны, неуклонное соблюдение жанровых конвенций с ровным битом и общей аскезой в оформительской области; с другой – максимальное смягчение сурового в общем-то стиля через воздушные сэмплы и обрывки чужих забытых удач. У The Field вокруг неумолимого бас-барабана произрастают голоса и аккорды самого утешительного и узорчатого свойства; его треки умеют заворожить – и, возможно, работают лучше даже не в клубе, а в домашней обстановке. Кто-то говорил, что техно в своей формализованности, в сущности, отражает будничную жизнь с ее повсеместными ритуалами, размечающими ритм повседневности; у Акселя Уиллнера эта жизнь получается очень красивая и уютная.

11. Hans Appelqvist «Bremort»

Редкий человек – настолько редкий, что про него даже нет статьи в англоязычной Википедии. Между прочим, очень зря – потому что музыка тоже редкая, в самом лучшем смысле. Насколько можно судить из найденной информации, Аппельквист в своем роде журналист-художник – он записывает реальные разговоры людей и прочие найденные звуки и окружает их музыкой: камерной, почти игрушечной и отчего-то страшно пронзительной фолктроникой, чем-то напоминающей записи, скажем, Пьера Бастьена.

Разговаривают тут, разумеется, преимущественно на шведском – что для людей, не знающих языка, добавляет странного обаяния. Наброски аранжировок, пиццикато, миниатюрные мелодии и даже окказиональные припевы с куплетами здесь как будто прорастают сквозь ткань обыденного – и в некотором смысле лишний раз доказывают, что жизнь – это тоже большое искусство.

12. Goat «World Music»

Группа веселых конспирологов, назвавших свой коллектив хорошим словом «Козел», проживает в Гетеборге, но утверждает, будто бы происходит из деревни на северо-востоке Швеции, где благодаря врачевательнице-ведьме долгое время практиковали культ вуду – покуда добропорядочные христиане не сожгли поселок дотла.

Скорее всего, это выдумка, но до конца непонятно; в любом случае, дух музыки Goat эта история передает неплохо. Играют они постоянно искрящий от напряжения, легитимно утяжеленный глобалистский рок, в котором слышатся и племенные ритмы Африки, и ориентальные рулады, и остроумные проделки земляков вроде тех же Samla Mammas Manna; поют исключительно веселым хором – в общем и целом «World Music» производит впечатление непонятного, но крайне увлекательного ритуала. Которое еще больше подкрепляется на концертах, где Goat надевают маски и дикие костюмы и устраивают исключительно зрелищный бедлам; пропускать при случае никак не рекомендуется.

13. Club 8 «The People’s Record»

Эти люди тоже работают с африканскими мотивами – но используют их в куда более мирных целях. Дуэт, вот уже двадцать лет скромно работающий на благо доброй шведской музыки, Club 8 выпустили «The People’s Record» в 2010-м, успев к тому времени посетить с визитом самые разные территории, начиная от евродэнса и заканчивая трип-хопом.

Роман с Африкой и ее гитарным и мелодическим мелодизмом у них получился лучше всего – подвижный этнический грув оказался этой музыке очень к месту; в результате вышел чрезвычайно обаятельный тви-поп, полезно обогащенный в области ритмов и танцев. Это, конечно, ни к чему особенно не обязывающая музыка – зато она может изрядно украсить жизнь решительно в любых обстоятельствах.

14. Fire! Orchestra «Exit»

Самый буйный деятель скандинавского джаза Матс Густафсон хорош почти во всех своих появлениях – но по-настоящему на разрыв сердца и барабанных перепонок играет, когда его вольное трио Fire! превращается в оркестр импровизационной музыки высшей категории.

Пир музыкального дионисийства на 28 человек, «Exit!» (как, справедливости ради, и другие записи ансамбля) предоставляет поводы для любых сравнений – от титанов шестидесятнического свободного вокала до канадского построка, а главное – звучит как исключительно насыщенный, содержательный и лихой диалог космоса и хаоса, порядка и беспорядка. Тот случай, когда «за нашу и вашу свободу» – не приговор, но тост.

15. Roxette «Crash! Boom! Bang!»

Начали с ностальгии – ей и закончим. Не будем даже пытаться сформулировать всемирно-историческое значение группы Roxette. «Crash! Boom! Bang!» в конкретном воплощении пиратской аудиокассеты, обернутой в неловкую ксерокопию оригинальной клетчатой обложки, – такой же символ эпохи, как альбом The Prodigy с осатаневшим крабом или клип «Мумий Тролля», где Лагутенко изображает парикмахера.

Школьные дискотеки, на которых страшнее всего белый танец; магнитофоны, которые жуют музыку; шведский рокапопс, в котором гитарные соло соединялись с бесстыжим пубертатным мелодизмом; домашние вечеринки, на которых в конце концов выключали свет и начинали танцевать медляки под Scorpions и как раз титульную вещь этой пластинки, «Crash! Boom! Bang!», которая тогда казалась бесконечно пронзительной – да и кажется такой до сих пор.